«Дон Кихот» вертикального мира (романтический экстрим альпиниста Селиванова)

     Для Тюмени начала 80-х годов прошлого века зрелище, собиравшее в самом центре областной столицы толпы любителей острых ощущений, представлялось весьма экзотичным. Ну, где ещё такое увидишь: на отвесную стену старой башни поочерёдно карабкались смельчаки-скалолазы из расположенного в ней военно-патриотического клуба «Дзержинец». Среди завсегдатаев первого в нашем городе «скалодрома» был и 17-летний Андрей Селиванов, будущий покоритель заоблачных высот, с которым не так давно довелось пообщаться после многолетнего перерыва.

     Текст: Сергей Пахотин. Фото: из архива Андрея Селиванова

Смерти бояться – в горы не ходить

     — Андрей, став в середине 80-х одним из первых в нашей области кандидатом в мастера по скалолазанию, вы, наверное, могли бы в этом виде спорта прогрессировать и дальше, но предпочли альпинизм. Чем же он вас соблазнил?

— Не только романтикой гор (улыбается) – мне интересны люди в горах, их эмоции и поступки в экстремальных ситуациях, а такого драматизма, таких запредельных физических и психологических нагрузок, как в альпинизме, нет, пожалуй, ни в каком другом виде спорта. Всерьёз заболел им в 1982 году, когда впервые оказался в альпинистском лагере «Варзоб» на Памиро-Алае. После этого я каждое лето ездил в горы на Кавказ, Тянь-Шань, Памир – во времена СССР это было возможно с минимальными финансовыми затратами. Качественный же скачок произошёл в 88-м. Тогда во время сборов на скальном массиве «Семь братьев», что в Свердловской области, я познакомился с ребятами из команды «СКА-17» Уральского военного округа, тренером которой был замечательный человек, мастер спорта Александр Александрович Михайлов из Екатеринбурга. Узнав, что я не только имею первый спортивный разряд по альпинизму, но и учусь на последнем курсе мединститута, они пригласили меня на свои сборы. И это была школа мастерства! А летом следующего года я отправился с ними в горы, где провёл целых три месяца, и выполнил норматив кандидата в мастера спорта. Тогда мне удалось совершить двенадцать непростых восхождений, в том числе, взобраться на расположенную в горах Памиро-Алая вершину Замин-Каррор (Ягноб) по одному из самых сложных маршрутов – маршруту Лапшина.  

Конечно же, ко времени знакомства с командой у меня был опыт восхождений. Некоторые из них были совершены как раз в 88-ом в районе Ак-Су (Памиро-Алай, Киргизия). Там у нас проходили совместные сборы с сургутянами, самым известным из которых был мастер спорта Сергей Безверхов. Ему уже было за пятьдесят, и он возглавлял тюменскую областную федерацию альпинизма. А в начале июля того же года Сергей Николаевич трагически погиб. Во время спуска с покорённой вершины «Адмиралтеец» его группа попала под камнепад, и сам он получил тяжёлую черепно-мозговую травму. Как раз в это время мы с хирургом из Тулы находились в базовом лагере. Услышав по рации о случившемся, поспешили к месту спуска пострадавшей группы в составе головного спасательного отряда. К сожалению, наша помощь уже была не нужна. Оставалось лишь констатировать смерть Сергея Безверхова и участвовать в транспортировке тела вниз. Сургутяне чтут память своего земляка. Его именем названа одна из городских улиц, а в 2002-м, в год его 70-летия, на одном из домов этой улицы была установлена мемориальная доска.

К сожалению, гибель альпинистов в горах случается. Помню, как был опечален после подробного рассказа пермских коллег, пригласивших меня летом 2002-го принять участие в восхождении на вершину Джайлык на Центральном Кавказе, о том, как годом раньше, в феврале у них погибли четверо ведущих альпинистов. Я их хорошо знал – отличные парни и опытные альпинисты, все мастера спорта. Они, кстати, первыми в мире совершили тогда зимнее восхождение на очень коварную вершину западного плеча Эльбруса – Кюкюртлю, но при спуске угодили в жесточайшую непогоду и, по-видимому, замёрзли. Тела двоих спасатели обнаружили, но их транспортировке помешали снегопад и сильный ветер. Повторная спасательная экспедиция, предпринятая пермскими альпинистами летом того же года, оказалась безрезультатной: обнаруженных ранее тел на месте не оказалось. А во время моих с ними сборов в районе Приэльбрусья практически не было ни одного погожего дня, так что поиски погибших тогда даже начать не смогли. Найти тела погибшей «четвёрки», скорее всего, вряд ли удастся, разве что вытают… Такое уже случалось в «нулевых». В тех местах стояло очень жаркое лето, и тогда вытаяли тела не только погибших в 60-80-е годы альпинистов, но даже бойцов Красной Армии, героически погибших в 1942 году на Эльбрусе при штурме высокогорной гостиницы «Приют 11-ти», занятой немецкими горными стрелками из дивизии «Эдельвейс»…

    — Помнится, вы мне когда-то говорили, что некоторых погибших альпинистов хоронят на месте их гибели…

— Да, на Центральном Кавказе есть так называемое Алибекское кладбище, где погибших альпинистов хоронили с 30-х годов прошлого столетия, позже появилось мемориальное кладбище в киргизском национальном парке Ала-Арча, мемориал в Заилийском Алатау, южнее Алма-Аты. Кстати, до 90-х по альплагерям СССР велась статистика, согласно которой из 30-35 тысяч занимавшихся в нашей стране альпинизмом ежегодно погибали 12-23 человека.

     — Ежегодные трагедии во время восхождений вас, альпинистов, не пугают?

— Не буду лукавить, мне порой очень страшно бывало. Но смерти бояться – в горы не ходить.

Выручили «комсомольская страховка» и Стив Ричардсон

— Самое памятное ваше восхождение (напомните) случилось…

     — В августе 2000 года – на Мраморную стену. Я тогда работал гидом в международном альплагере «Хан-Тенгри». На этот «шеститысячник», кроме меня с группой оптимистично настроенных англичан, полезли двое парней из Алма-Аты и девушка по имени Оля, которая шла со мной в связке. Во время этого восхождения она сорвалась с гребня на сторону Китая. А у нас в альпинизме есть такое понятие, как «комсомольская страховка»: если один из восходителей срывается с гребня, то его напарник должен мгновенно прыгнуть в противоположную сторону, иначе связка просто улетит вниз. Так вот, когда Ольга «улетела в Китай», я «сорвался в Казахстан», и мы зависли с ней по разные стороны коварного гребня. Спасибо находившемуся в группе англичан Стиву Ричардсону – опытный гид, он оперативно организовал необходимые спасательные работы.

Днём позже, предварительно сопроводив вниз до альплагеря не захотевших безрассудного риска англичан, мы вновь полезли на Мраморную стену. Поднимались в непростых погодных условиях, из-за чего восхождение растянулось дней на 10-12. Организм катастрофически ослабевал. Особенно тяжело дались последние метров двести – от недостатка кислорода меня буквально шатало. Когда мы, наконец, взошли на вершину, то зарыдали, не стесняясь слёз…

В Парагвае русских уважают

     — А по полученной в нашем мединституте профессии довелось поработать?

— В 1994 году через столичный «Здравэкспорт» при Министерстве иностранных дел России я отправился на два года в Йемен работать по контракту врачом. Решил, скажем так, сменить обстановку в связи с возникшими к тому времени финансовыми и семейными проблемами. Но, проработав год, контракт расторг. Йемен показался мне тогда страной сказочно экзотичной, но, по большому счёту, довольно убогой. Грязь, нищета, антисанитария… Медицина примитивная, видимо, не в тот район попал (грустно улыбается). Малярии косила всех нещадно. Я тоже ею переболел, к счастью, в лёгкой форме. А ещё переболел дайвингом (улыбается). Увлекательнейшее занятие! Этим видом спорта – погружение на глубину с аквалангом – меня «заразили» мои друзья-филиппинцы, работавшие в компании, которая занималась ловлей морских обитателей для аквариумов. Если бы не было на свете альпинизма, я бы, наверное, всерьёз занялся дайвингом…

А потом, подписав в Москве контракт с «Арктикнефтегазом», отправился в Парагвай. Пробыл там ровно полгода – до окончания нашими российскими специалистами геофизических работ. Врачебными делами я там особо перегружен не был – в основном лечил заболевших, а серьёзно пострадавших от укусов обитателей джунглей эвакуировал в столицу – Асунсьон. Там, в сухих дебрях ягуары хозяйничали, змей полным-полно – коралловых, гремучих… Крокодилы водились. Как-то наши парни подстрелили одного на охоте. Мясо, вроде, вкусное, если хорошенько прожарить. Пираний ловили – тоже вполне съедобные.

Жили мы в районе Чако-Парагвая, известного тем, что там шла так называемая Чаковская война, развязанная в 1932 году Боливией. И если бы не участие в ней прибывших из Турции и Франции русских эмигрантов-белых офицеров, Парагвай вполне мог бы прекратить своё существование как независимое государство. По сути дела, отдельный элитный русский батальон разгромил тогда полнокровную боливийскую дивизию. В Асунсьоне есть музей-пантеон национальных героев, в котором увековечены имена и наших соотечественников – участников Чаковской войны. А ещё меня привлекла там красноречивая благодарственная надпись: спасибо, мол, русским офицерам, спасшим нашу страну от неминуемой гибели. Читая такое, невольно переполнялся гордостью за нашу Россию. В Парагвае русских, действительно, искренне уважают.

Весь мир на ладони, ты счастлив и нем…

     — Нашёл в своём архиве газетную заметку за 2002 год. В ней рассказывалось о водружении группой молодых альпинистов возглавляемой Андреем Селивановым региональной федерации флага Тюменской области на Эльбрусе. А после этого наш флаг побывал и на самой высокой вершине Южной Америки, покорителем которой довелось стать вам…

     — Было дело (улыбается). В 2005-ом после возвращения из Конго, где я работал по контракту врачом, повстречал в Москве своего давнего товарища Александра Абрамова (покоритель всех высочайших точек планеты на разных континентах). Он и предложил мне совершить восхождение на Аконкагуа в составе его так называемой команды приключений «Альпиндустрия» …

Буэнос-Айрес встретил нас 30-градусной февральской жарой южноамериканского лета. Оттуда перелёт в аргентинскую провинцию Мендоза, после чего мы прибыли в расположенный на границе с Чили Национальный парк «Аконкагуа». Там оформили разрешение на восхождение, которое обошлось в 300 баксов, погрузили вещи на мулов и отправились в промежуточный альплагерь, расположенный на высоте 3200 метров. После ночёвки вышли на северо-западную стену Аконкагуа (4200 м). Кстати, во время нашего пребывания в альплагере с южной стены сорвалась «двойка» немецких спортсменов. Вообще, на Аконкагуа ежегодно погибают 4-6 альпинистов…

Непосредственно восхождение на вершину начали двумя группами 14 февраля. Начали с установленного нами двумя днями раньше штурмового лагеря на высоте 6000 метров. Технически маршрут не так уж и сложен. Но там постоянно свирепствует леденящий ураганный ветер. Мне, во всяком случае, это восхождение далось очень тяжело. Возможно, сказались последствия перенесённой во время африканской командировки малярии. Ослабленный организм довольно вяло сопротивлялся горной болезни: преследовала давящая головная боль, ощущался дичайший дискомфорт. В таком вот «разобранном» состоянии совершил с группой километровый переход по 55-градусному склону – так называемому траверсу, самому сложному и коварному участку маршрута.

Но тяжелее всего дались последние сто метров восхождения. На преодоление этого финишного отрезка у меня ушло, наверное, не меньше часа. Идёшь в каком-то полукоматозном состоянии. Тебя шатает от физической усталости, заплечный рюкзак давит неимоверной тяжестью, как будто он набит пудовыми гирями, дыхание затруднено из-за недостатка кислорода. Его хватает на 10-11 шагов, потом повис на палках, отдышался и идёшь дальше…

На вершину (6995 метров) мы ступили в три часа дня. И такое вдруг почувствовалось облегчение! Весь мир на ладони, ты счастлив и нем… Сфотографировались. Расписались в бортовом журнале, подтвердив тем самым факт нашего восхождения. Пробыли на вершине с полчаса, пока грозовое облако не присоседилось. Чтобы не испытывать судьбу, срочно приступили к спуску.

Презент от Холла через миротворца из Канберры

     — Блуждая по интернет-пространству, наткнулся на любопытную заметку Вслух.ру, датируемую 2006 годом, об уникальном спасении известного покорителя высот. Цитирую её фрагмент: «Впервые за всю историю Эвереста с высоты 8800 м после холодной ночевки без кислорода был спущен альпинист, накануне признанный погибшим. Этим везунчиком оказался гражданин Австралии Линкольн Холл, редактор журнала об альпинизме». А далее читаю: «На помощь пострадавшему отправили спасательную группу. В составе ее был наш земляк Андрей Селиванов, который в экспедиции выполнял функцию врача (Андрей по образованию врач-анестезиолог)». Было дело?

— Было (улыбаясь, Андрей достаёт увесистую книгу Линкольна Холла). Этот габаритный презент с дарственным текстом автора я получил два года спустя после тех событий. Тогда, в 2008-м я работал врачом на юге Судана по контракту с компанией «UTair», осуществляющей (в рамках миссии ООН) вертолётные перевозки. Жили на охраняемой базе, где помимо военных наблюдателей, располагалась ещё и, так называемая, гражданская полиция, сотрудники которой работали в форме той страны, гражданами которой являлись. С одним из таких судьба свела меня в разгар четырёхмесячной суданской командировки. Разговорились. Мой собеседник оказался жителем Канберры. Я ему слёту – у меня, мол, друг в Австралии живёт, ты его наверняка знаешь, он очень известный человек – альпинист, писатель… «Линкольн Холл! — ликующе перебил меня полицейский миротворец. — Да мы же с ним соседи!». После оживившегося разговора он неожиданно предложил: напиши, мол, Линкольну письмо, я на днях домой поеду, у меня двухнедельный отпуск намечается, так что передам ему твой «привет». И ведь передал, и вернулся на базу, вручив мне книгу с авторской припиской. А потом его заинтересовала история моего знакомства с Холлом…

— Меня она, кстати, интересует не меньше (теперь уже я не даю Андрею договорить), так что, слушаю тебя внимательно.

— В то время (с 2005 по 2007 год) я работал в качестве врача и менеджера базового альплагеря, которым руководил Александр Абрамов, так что оказался невольным участником нашумевших событий (недавно освежил их в памяти, погуляв по интернету). Так вот, вечером 25 мая 2006 покорять Эверест отправились Линкольн Холл, немецкий альпинист Томас Вебер и голландский проводник-инструктор Харри Кикстра с пятью носильщиками-шерпами (представители местного племени). Внизу связь с группой держал Абрамов. Не буду вдаваться в трагические подробности состоявшегося восхождения на высочайшую вершину мира, скажу лишь, что оно стоило жизни Веберу, участь которого чудом удалось избежать Холлу – у австралийца случился отёк мозга, что осложняло спуск с Эвереста. А потом он полностью потерял возможность самостоятельно передвигаться, чувствовал себя всё слабее и, в конце концов, перестал подавать признаки жизни. Об этом шерпы проинформировали Абрамова, и, оставив умершего (по их мнению) на высоте 8700 метров альпиниста, начали спускаться вниз.

В тот же вечер новость о смерти двух опытных спортсменов разошлась по всему миру. Однако на следующее утро Холл был обнаружен полуживым совершавшей восхождение интернациональной командой, руководимой канадцем украинского происхождения Дэном Мазуром. Абрамов направил туда команду спасателей из шерпов, с ними пошёл и я. Поскольку те шли с кислородом, а я без, они, естественно, от меня оторвались. Спускавшихся с Холлом шерпов (надо отдать им должное – они приложили героические усилия) я встречал на высоте 7800 метров, и мы вместе продолжили спуск. Основными проблемами Линкольна были острый психоз, дезориентация в пространстве, острый отёк головного мозга и гипоксия. На северном «седле» (7000 метров), где у меня стояла большая палатка, я развернул небольшой госпиталь. Как потом сообщали корреспонденты Эй-Би-Си, это был на тот момент самый высокогорный в мире госпиталь, где оказывалась медицинская реанимационная помощь.

     — И долго она оказывалась?

— Как в восемь вечера пришли с ним в лагерь, так, практически, до утра я им занимался. Он ингалировался увлажнённым через небулайзер кислородом, проводилась инфузионная терапия, дефицит жидкости ему восполнил, гормональную терапию он получил… На следующий день Линкольн почувствовал себя гораздо лучше – начал откашливать большое количество мокроты, пробки гнойные стали отходить, прояснилось сознание. Продолжили спуск до 6400, где он поговорил по рации с женой. Там было уже проще: посадил его с кислородным баллоном на яка и довёз до лагеря на 5300, откуда на джипе доехали до границы с Непалом. Там нас встретил консул Австралии. А ещё съёмочная группа Би-Би-Си, с которой пришлось общаться, после чего эта история получила широкий резонанс в мировых СМИ. В непальском госпитале, куда я сопроводил Линкольна, его осмотрела невролог, заключив, что никакого неврологического дефицита у него нет. Однако из-за обморожения он лишился нескольких фаланг пальцев на руках и ногах. Умер Линкольн Холл в 2012 году в Сиднее в возрасте 56-ти лет от весьма редкого недуга, поражающего оболочку лёгких, успев снять об этой истории фильм и написать книгу.

P.S.

    Сняв на мобильник внутреннюю обложку книги, переслал фото брату-москвичу, профессиональному переводчику с просьбой, понятно какой. Готовый «продукт» от младшенького поступил незамедлительно. Цитирую с WhatsApp дословно:

    «Андрею! Спасибо за то, что помог мне при спуске с Эвереста и присмотрел за мной во время путешествия через Тибет (или по Тибету) в Катманду. Без тебя меня бы здесь не было. Всего наилучшего. Подпись».    

Из досье

Родился в 1965 году в Томске, с годовалого возраста проживает в Тюмени. После окончания мединститута работал в областной клинической больнице №2, служил офицером в спецподразделении МВД, трудился врачом по контракту в Йемене, Парагвае, Конго, Судане, Мьянме, Вьетнаме. С апреля 2020 – врач анестезиолог-реаниматолог Тюменского кардиологического научного центра. В составе альпинистских команд совершил более двухсот восхождений в различных горных районах мира. Инструктор альпинизма. Член Ассоциации горных гидов России. Работал горным гидом в Альпах, Крыму, на Кавказе, Тянь-Шане, Гималаях. Преподавал на курсах Федерации альпинизма России («Спасение в горах» и «Первая помощь»), проводил школы скалолазания в Таиланде и Вьетнаме.